ПЕТУШИНЫЙ БОЙ. 1759. Гравюра на меди. Хогарт /1697—1764/.

XVIII век в Европе, нередко называемый эпохой просвещения, выдвинул в разных сферах духов­ной культуры много смелых критиков старого по­рядка, поборников разума, справедливости и сво­боды.
Среди этих передовых деятелей почетное место занимает английский художник Уильям Хогарт, зоркий наблюдатель и критик современного ему общества, беспощадный сатирик, стремившийся просвещать и исправлять нравы своих соплемен­ников.
В Англии того времени интенсивное развитие но­вых общественных сил, расшатывавших устои аристократических порядков, сочеталось с самы­ми косными, а то и нелепыми пережитками сред­невековья. Поэтому здесь такое большое значе-
ние приобрела сатира, язвительное обличение социальных и нравственных пороков. Во главе этого движения стоял гениальный Джонатан Свифт, автор «Путешествия Гулливера». Хогарта можно назвать Свифтом в изобразительном ис­кусстве. Недаром великий писатель приветство­вал молодого художника, ободряя его в нелегкой избранной им дороге.
Хогарт вполне сознательно, как и подобает художнику «просвещенного века», избрал своим оружием нравоучительную сатиру, смело прони­кая в самую гущу жизни со всеми ее уродства­ми, противоречиями, а то и трагедиями. В авто­биографии он писал: «Я обратился... к писанию картин и созданию гравюр на современные нрав­ственные сюжеты — области, остававшейся до сих пор девственной во всех странах и во все вре­мена». Хогарт прав — он был смелым новато­ром в своих сатирических картинах, с которых делал потом гравюры, чтобы иметь возможность более широко распространять изобразительную проповедь.
Такова и гравюра «Петушиный бой». Этот «коро­левский спорт» (так называется он в авторской подписи) был излюбленным — и притом весьма азартным — развлечением во всех слоях тог­дашнего английского общества. Хогарт изобразил десятки фигур, теснящихся вокруг большого овального стола — арены схватки двух петухов. Страсти накалены до предела: здесь бьются об заклад, в азарте жестикулируют, карабкаются друг через друга; лица искажены утрированным изображением различных аффектов. Хогарт не скупится на беспощадно острые, доведенные до карикатурного гротеска характеристики отдель­ных персонажей в этой пестрой толпе. Это жестокое зрелище (петушиные бои кончаются тем, что «победитель» забивает своего противни­ка насмерть) раскрепостило в людях их зверские инстинкты, и художник показывает их не то смешными в их низменной страсти, не то оттал­кивающе страшными в совсем уже нечеловече­ском балаганном кривляний.
Физиономии большинства персонажей карикатур­ны. Мастер резко подчеркивает тонко подмечен­ные психологические интонации, превращая лица почти что в маски. Столь же утрированы позы и жесты, динамичные и вместе с тем театрально преувеличенные. Хогарт намеренно уподобляет свою композицию театру. «Я старался разраба­тывать мои сюжеты как драматург. Моя карти­на была для меня сценой, мужчины и женщи­ны — моими актерами, которые с помощью опре­деленных поз и жестов разыгрывают пантоми­му», — говорил художник.
Сама композиция построена как театральная сце­на. Видные на самом переднем плане полуфигу­ры зрителей, рисующиеся силуэтом, поскольку свет падает спереди в глубину, играют роль свое­образной рампы. За нею легко вообразить «зри­тельный зал», тем более что оттуда на стол пада­ет причудливая тень какого-то человека. Распро­страняется композиция и в обе стороны за преде­лы изображения: и справа и слева видны носки чьих-то ног; видимо, кто-то в ажиотаже собирает взобраться прямо на стол. «Театр» Хогарта в данном   случае простонародный, буффонный. Но гротескность этого театра не уводит от реального мира, а сталкивает зрите­ля с самой грубой, не прикрашенной ничем жиз­нью, о которой рассказывается языком несколько тяжеловесным, но тем более беспощадно обли­чительным.
«Если мои оттиски, — писал Хогарт, — воспре­пятствуют дальнейшему распространению жесто­кости, я буду больше гордиться эскизами этих листов, чем если бы я нарисовал картоны Рафаэ­ля». Такая позиция очень характерна для худож­ника-просветителя, стремящегося поставить свое искусство на службу воспитания в людях их луч­ших качеств.
Чтобы достичь своей цели, Хогарт избегает отвле­ченного морализирования. Он ведет зрителя в гу­щу жизни; его театр — повседневная действи­тельность. С большим и тонким мастерством до­бивается он в композиции ощущения самой убе­дительной правды, несмотря на все преувеличе­ния и утрировки.
Его лица-маски поражают меткостью наблюде­ния, движения бесконечно разнообразны: во всей этой сумятице нельзя найти ни одного повторяю­щегося жеста; скользящие пятна света усилива­ют ощущение царящего здесь всеобщего воз­буждения.
Эффектным приемом разрешает мастер всю ком­позицию. Клубок человеческих тел кольцом охва­тывает пустую поверхность арены, на которой особенно комично выглядят два тщедушных пету­ха с ощипанными хвостами. Предмет всех этих бурных переживаний оказывается нарочито ми­зерным и жалким.

Автор - М. В. АЛПАТОВ

Комментарии

Добавить комментарий

Статьи об искусстве