КАПРИЗНИЦА. Ок. 1718. Санк-Петербург. Государственный Эрмитаж Ватто /1684—1721/.

К началу XVIII века становилось все очевиднее, что «старый порядок» феодальной Франции не­отвратимо идет к своему закату. Величественно-торжественный и несколько чопорный стиль жиз­ни и искусства времен «короля-солнца» Людови­ка XIV сменился легкомысленно-фривольным, изящным, но бездумным рококо. Жизнь придвор­ной верхушки казалась сплошным праздником. Но его опьяняющая веселость не могла скрыть глубоко затаившейся тревоги, горького ощуще­ния «неподлинности» происходящего. Еще не проснулись к жизни идеи просветителей: Вольтера, Руссо, Дидро. Еще не родился призыв к Свободе, Равенству и Братству, но уже в пери­од регентства (1715—1721 гг.), когда в среде ари­стократии страсть к безудержному веселью, рав­но как и равнодушие к судьбе страны, достигли своего апогея, полотна Антуана Ватто, создан­ные на темы придворных празднеств, почему-то наполнились меланхолией и печалью, тем под­спудным ощущением зыбкости бытия, которое позволило его искусству стать историческим при­говором аристократической «философии наслаж­дения». В картинах художника, обладавшего ост­рой интуицией и тонким поэтическим восприяти­ем мира, пробудилось щемящее чувство двой­ственности и даже ущербности внешне блестяще­го мира.
 «Капризница», одна из зрелых работ мастера, воплощает столь характерный для «галантных сцен» Ватто праздник без радости, где улыбку победила грусть, близость сменилась разобщен­ностью, где нет ни мощной рембрандтовской страсти, ни рубенсовской чувственной бравурно­сти, ни гармонии мира Вермеера, — здесь о пол­ноте жизни лишь грезят наяву. Картина очень проста по своему сюжету. На скамье в парке сидят двое. Дама, на лице которой застыло неопределенное выражение скуки, смешанное с любопытством, и лени, соседствующей с живостью молодости, сидит спиной к своему кавалеру, лишь вполоборота повернув к нему голо­ву. Ее поза в равной мере выражает готовность как уйти, так и остаться, слушать и не слушать. Она капризничает. А он? Что же он? Зная нрав своей подруги, терпеливо и, вероятно, слегка за­бавляясь ее причудами, ждет, а быть может, и чуть поддразнивает. Все здесь — чувства, отно­шения, окружающая природа — кажется каким-то ненастоящим, забавной игрой. Желто-зеленая, мягкая, будто ускользающая, гамма полотна вто­рит этому настроению. Большое открытое небо, ровная зелень лужайки, голубизна далей сли­ваются в ласкающую глаз, чуть вялую гар­монию.
Создавая эту мизансцену и назначая роли испол­нителям, Ватто явно иронизирует и над содержа­нием пьесы, и над ее лицедеями. «Капризница», может быть, более очевидно, чем другие «галантные сцены» Ватто, дает нам по­нять, что художник, будучи принятым в придвор­ных кругах, тем не менее не сделался угодливым слугой аристократов. Даже став членом Королев­ской академии, он не утратил врожденную не­предвзятость оценок, свою пусть галантную, но тонкую иронию.
Выходец из народа, Ватто сохранил демократиче­скую отчужденность по отношению ко двору, и это чувство дистанции, возможно, способствова­ло сложению «театрализованного» искусства Ватто — его взгляда на мир «со стороны». Нескончаемые празднества, прогулки изыскан­ных маркиз в тенистых аллеях, танцы на лужай­ках он изображал как театральное действие, как зрелище. При этом сам всегда оставался тонким и наблюдательным зрителем, сумевшим запечат­леть не только безукоризненные силуэты фигур, великолепие шелков, грациозность женских голо­вок, но и пустоту душ, неосознанность поступ­ков, невыявленность чувств — особое состояние кризисного балансирования на грани реальности и грезы, поэтической мечты и горькой правды. Вот почему его композиции, кажущиеся сначала такими бездумно-беспечными, таят в себе глубо­кое и серьезное отношение к миру. Живописная свобода его полотен — это не только высокое ма­стерство декоративной кисти; есть в ней тот осо­бый лиризм, который говорит о душевном строе художника, любующегося своим миром и с гру­стью сознающего его внутреннюю опустошен­ность.

Автор - М. В. АЛПАТОВ

Комментарии

Добавить комментарий

Статьи об искусстве